Рассказ из жизни стюардессы. Несколько историй пилотов и стюардесс о происшествиях

Редакция попутно начинает серию материалов о людях, для которых туризм и путешествия стали полноценной работой. Наше первое интервью - с Татьяной Кисельчук, журналисткой, главным редактором bit.ua и видеолектория WiseCow , а в прошлом - стюардессой авиакомпаний « Аэросвит » и « Харьковские авиалинии » .

Сразу стоит учесть важный факт: я не работаю стюардессой уже три года, и есть призрачная надежда, что что-то могло измениться. Есть много людей, которые улетают работать, например, в Эмираты и абсолютно счастливы. Для меня это никогда не было вариантом, ведь контракт подписывается на три года, а в моей голове я не существую нигде за пределами Украины. Но мои коллеги неоднократно говорили мне, что там у бортпроводников достойные зарплаты, адекватные пассажиры, нормальные условия и они действительно довольны своей работой.

После университета я хотела стать журналистом, но у меня не было опыта, не было знакомых, ничего не было. Как у Бротигана: no publication, no money, no star, no fuck. Поэтому мне нужно было найти любую другую работу.

Я никогда не питала романтических иллюзий по поводу авиации и по собственному желанию не пошла бы ни тогда, ни сейчас, но тотальное ощущение бесполезности и непонимания, куда себя деть, которое остается после нашего высшего образования (привет, авиационный!), толкает на любую работу. Но если бы жизнь не заставила, я бы никогда не стала стюардессой.

Однажды после пьянки мне позвонили и сказали: « Татьяна Михайловна, мы приглашаем вас на собеседование, наденьте черную юбку и белую рубашку » . И положили трубку. Я так обрадовалась, что меня позвали на собеседование, что не спросила куда. Можно было в принципе догадаться, потому что это происходило в Борисполе.

С утра я накатила рюмашку и пришла на собеседование. Там сидело сорок девушек. Я спросила, мол, а куда тут на работу устраиваться. Все смотрели в листки, повторяли что-то по-английски, на меня смотрели как на идиотку.

Захожу я в кабинет, а там сидит 12 человек — пилоты, психологи, старшие бортпроводники, и они начинают надо мной измываться.

Меня, правда, не заставляли танцевать и раздеваться (а некоторых заставляли).

Просили что-то показать на карте и спрашивали, почему у меня волосы распущены. А я недолго думая нашла карандаш на столе и им волосы подколола. Говорю: « Ну, так красиво теперь, нормально? » Авиационную делегацию это позабавило.

Видимо, поэтому меня и взяли, это проверка на стрессоустойчивость и на решения задач нестандартным путем.

В общем, из моей группы в 40 человек (а было утреннее и дневное собеседование) взяли меня и еще двух девушек: все остальные ушли, роняя крокодильи слезы. Ни тогда я не могла понять их отчаяния, ни уж тем более во время работы. Может, то, что они не прошли то собеседование, лучшее, что с ними произошло.

Затем начался второй круг ада, и имя ему медкомиссия. Десятки врачей, анализов и тестов. Некоторые из врачей были настолько неадекватны, что впору лечить их, а не нас. Психиатр считала нас всех психами. Гинеколог свято верила, что все девушки, у которых был секс, но не было кольца, были шлюхами, о чем срочно нам сообщала. Лор был глухой, у стоматолога были гнилые зубы, медсестры орали, очереди были длинными и томными, как Доронин. Через неделю ада все отметки о твоей физической пригодности стояли, потому что, как известно, медкомиссию не сдают только мертвые и жадные.

Третий этап, как по мне, был наиболее занимательным. Подготовительные курсы длительностью в полтора месяца ежедневных занятий. Так как обучение проходило в Борисполе, мы с ребятами сняли какую-то захудалую квартирку в городе и стали учиться. Предметов было много: авиационная безопасность, первая помощь, воздушный кодекс, авиационный английский, etc. Мне тогда было всего 21, и я как праведный человек училась честно и много.

Параллельно с теорией была практика: мы прыгали с трапов, надували плот в бассейне, ходили на самолет «вооружать двери» в штатных ситуациях и «выбрасывать» их в нештатных, учились убирать пилота от штурвала в случае так называемого pilot incapacitation, надевали маски, имитировали аварийные ситуации и кричали команды, знакомились с кухонным и аварийно-спасательным оборудованием.

Заключительный этап перед полетами — это экзамены. Накануне я где-то спионерила вопросы, выучила все билеты и сдала на 100 баллов. Из двух параллельных групп общим числом 30 человек сдали все.

У каждого бортпроводника есть свой номер и свои обязанности. На Боинге 737 в основном летает четыре человека, на Боинге 767 — восемь, но бывает усиленный или двойной экипаж. На 737 четвертый номер отвечает за аварийно-спасательное оборудование в хвосте самолета, за стационарные огнетушители в туалете и за безопасность в половине салона. Третий номер отвечает за кухонное оборудование и за прием питания, а второй номер тусуется в носу самолета. Надо сказать, что на борту царит дедовщина. Во-первых, второй номер сносит нападки первого номера, который работает очень долго, а во-вторых, впереди еще два пилота, которые тоже над тобой измываются. Ты должен приносить им чертов чай, еду или еще какую херню. Например, пилот говорит тебе: « Сделай мне зеленый чай ». И ты сразу в панике, ищешь бокс, зеленый чай, вспоминаешь там — без сахара, без лимона, делаешь, достаешь пакетик или не достаешь (и только попробуй не вытащить пакетик вовремя — смерть тебе), вставляешь палочку, чтоб размешивать, и приносишь. А пилот говорит тебе: « Значит так. Я тебе сказал — без сахара, без лимона, чтоб у меня не было никаких консервантов в чае. А ты взяла мне и пластиковую мешалку вставила в чай. Ты что, тупая, скажи мне? » И ты стараешься просто не расплакаться.

Это твоя основная задача на борту — не расплакаться.

Я не помню свой первый рейс, да и все первые девять рейсов тоже. Напряжение достигало критических величин, мозг имеет свойство забывать то, что нам не нравится.

Ты летаешь девять стажерских рейсов с инструктором (девятый — экзамен), после этого становишься полноценной летной единицей. Хотя в ростере (авиационном расписании) еще три месяца тебе доставляют букву N, и экипаж наперед знает, что летит с новичком — еще сезон продолжается дедовщина. Потом ты по чуть-чуть становишься «своим».

Перед каждым рейсом проходит брифинг: ты приходишь в «летный домик», скуриваешь 100 сигарет (хотя курить в форме, конечно, нельзя), а потом у тебя спрашивают: « Так, Таня, девять шагов при аварийной посадке » . И еще сто миллионов вопросов: как открывается кислородный баллон, как его подавать, что такое прием Хаймлиха, бла-бла-бла. Там 600 страниц мануала, и ты должен их знать, иначе тебя снимут с рейса. Проверяют твой внешний вид, например, соответствует ли помада маникюру. Лютый архаизм, но делать было нечего: если красные ногти, то и губы должны быть красными. Всем плевать, что ты с красной помадой выглядишь как дешевая шлюха. Правила есть правила. Потом проверяют пачку документов, потом паспортные контроли, и начинается предполетная проверка аварийно-спасательного оборудования, прием питания и т. д. А потом приходят пассажиры.

Люди на земле нормальные, но как только заходят на борт самолета — в них вселяется нечистый . А с людьми, которые заходят на чартер, тем более что-то происходит, потому что это заведомо люди, которые летают редко и в основном на курорты. И все, что они делают, так это неистово поглощают томатный сок и бесконечно возмущаются.

Как говорит Луи Си Кей: “раньше люди 30 лет ехали из Нью-Йорка в Калифорнию, и за это время кто-то рожал детей, а кто-то умирал, а тут у него задержка рейса на пару часов, и он уже орет как невменяемый”. Когда-то мы с большой задержкой прилетели в Стамбул, и одна милая женщина, выходя, сказала: « Я желаю, чтобы вы разбились » .

Когда ты официантка в баре, ты можешь снять фартук, бросить его в лицо клиенту, послать начальника и уйти. А с самолета ты никуда не выйдешь, и вот это давление доводило до безумия.

Ни в одной украинской авиакомпании, насколько я знаю, нет разделения вроде новички летают в Бердянск, а старожилы — в Нью-Йорк. Здесь все более или менее честно. Но если ты был вхож в условные « высшие » круги и хотел больше рейсов в определенный город, ты шел к планировщику полетов и говорил: «Нужен рейс в Тель-Авив», — и заносил деньги, выпивку, конфеты или что там еще носят, и как-то все прокручивалось. Далеко не всегда это было кумовством и коррупцией, и делалось по доброте душевной. Однажды мы с моей подругой попросили поставить нам совместный рейс в Бангкок, так как нам очень хотелось потусить вместе, и нам его поставили.

«Ты, наверное, полмира повидала». Сколько раз я слышала эту фразу! Отчасти это, конечно, правда, но здесь нужно прояснить ситуацию. Рейсы делятся на короткие, «средние» и трансмагистральные. Короткий — это, например, Киев — Прага, время полета около 2 часов. Такого определения, как «средний», не существует, я так объясняю рейсы, на которых ты мог выходить в другом городе, но время на погулять критически короткое, например, ночной Копенгаген или Стокгольм — у тебя есть часов 15, не больше. Трансмагистральные — это Пекин, Бангкок, Нью-Йорк, после полета более 9 часов ты проводишь в стране от 3 до 12 дней.

Есть хорошая авиационная штука : «Как тебе, нравится работа? — Да, нравится, только дорога утомляет».

Бывали «квадраты» — это, например, тебя отправляют в Одессу, и ты оттуда летаешь: Одесса — Стамбул, Стамбул — Днепропетровск, Днепропетровск — Стамбул, Стамбул — Одесса — получалось четыре leg-а в один день. На маленьком самолете 130 человек. На четырех рейсах это 530 пассажиров и 530 раз даже просто сказать « добрый день » и « до свидания » — уже хочется выть. А идут задержки, которые увеличивают рабочий день, люди опаздывают, злятся. Если ты летаешь так четыре дня подряд, то в конце можно застрелиться.

Не помню, насколько вообще законны такие объемы работы, но у авиакомпании была лазейка. Ты подписываешь бортовой журнал на брифинге, где написано, что ты не против летать больше 90 часов в месяц.

С одной стороны, нас отлично учили, постоянно напоминали о том, что «в авиации все написано кровью людей», потому любое маленькое правило, которое кажется незначительным, обязательно к исполнению. С другой стороны, вся система была построена так, что даже если бы ты хотел исполнять все правила (а ты хотел, ведь был молод, горяч и свято верил в важность своего дела), то шансов у тебя немного.

Например, на проверку всех карманчиков кресел, столиков, жилетов и полок на предмет инородных предметов отводится около трех минут. Это физически невозможно: залезть под каждое кресло, потрогать каждый жилет, попутно дотягиваясь к юниту у окна, открыть каждый столик, заглянуть в каждый карманчик и полку — как бы ты ни старалась, пропустить, допустим, нож, который могли засунуть в развлекательный журнал в карманчике, очень просто.

К счастью, у нас не террористическая страна, хотя один террористический акт был: я летала с бортпроводницей Сюзанной, которая принимала участие в освобождении пассажиров. Но за всю историю независимости не было ни одной катастрофы с украинскими авиалиниями. В 90-х только были ужасные истории про братков в малиновых пиджаках, разборки прямо на полосах и полное отсутствие контроля, но сейчас, хвала небесам, такого нет.

У нас был крутой инструктор по авиационной безопасности, который рассказывал отличные байки, например, о том, как для поиска наркотиков тренировали пчел.

Когда пчелы находили кокаин, они выпускали жало и умирали, то есть если на чемодане куча дохлых пчел — там, значит, кокаин, такая история.

Когда я начинала работать, нам даже пластиковые наручники не выдавали и учили связывать руки буйным пассажирам мужскими ремнями. Потом появилась лазейка, и нам в полет все-таки выдавали пачку наручников. Правда, все это бесполезно, потому что когда пассажир начинает буянить, сдержать его подручными средствами практически невозможно.

У нас действительно старый авиапарк, но это не так ужасно, как говорят. В « Аэросвите » была следующая ситуация: у них был только один свой самолет. Это был Боинг 737-200, который даже в мое время не летал, но эта « двухсотка » была нужна для существования компании. По международных правилам, у авиакомпании должен быть куплен хотя бы один самолет. Все остальные самолеты были взяты в «сухой » лизинг , то есть остальные 9 бортов были арендованы. Когда-то я спрашивала у пилотов, мол, что делать, летаем на корытах. Но все наши пилоты были прожженные ребята, которые отлетали в свое время не один год в Африке, перевозя на дырявых кукурузниках туалетную бумагу и колбасу, поэтому говорили, что на старых самолетах лучше летать. Они, мол, проверены, и ты их знаешь. Я не могу судить, потому что не пилот, но стоит сказать, что все самолеты проходят многоразовые проверки, вплоть до практически полного чека всех узлов раз в несколько лет. Ну и, конечно, после каждого полета самолет проверяют и подкручивают. Правда, однажды мы потеряли кусок реверса. Прилетели в Калининград, сели без него и стояли долго — крутили, вертели, отремонтировали и полетели обратно.

Моя любимая тема — закат «Аэросвита». Помню случаи, когда у нас реально не было керосина для заправки, и только один самолет стоял блестящий при параде, на коне, красивый , который летал на Барбадос (кто знает — тот поймет).

Самолеты «Аэросвита» постоянно арестовывали, потому что компания должна была денег всем аэропортам за аэропортовые сборы, за «подкручивание» шасси, за кейтеринг, за вот это все. Например, в Новосибирске мы простояли пять часов с пассажирами на ВПП в уже запаянном самолете, поили их, бедных, водой и ничего не могли сделать. У всех свадьбы, похороны, люди опаздывают, орут, самолет арестован — и все это в закрытом пространстве.

Последние три месяца нам не платили зарплату от слова «совсем». Большинству не заплатили до сих пор и не заплатят никогда. Это украинская авиация, детка. Помню, в Канаду экипажи летали на девять дней без суточных и питались мивиной или вообще отказывались от этих рейсов. Казалось бы, кто в здравом уме отказывается от рейсов в Канаду? А вот.

Как-то мы прилетели в Таиланд, я хорошо помню этот рейс: у нас зима, а тут +40, стоим мы — три пилота и десять бортпроводников, дышать нечем, все никакие — и за нами не приезжает автобус. Потому что автобусу в Бангкоке тоже не заплатили. У нас был «орехокол» — телефон для переговоров. Капитан достает, звонит кому-то, но никто ничего не знает, ничего не происходит, «вы не заплатили» — и все. И мы стоим возле аэропорта, а рядом экипажи — английский там, русский, еще какой-то. И их по очереди приезжают и забирают, а мы стоим, курим. Уже 18 часов на ногах, стоим, пошатываемся. Кто-то достает бутылку вискаря, другой шепчет, мол, нельзя по форме пить, но тут капитан — коренастый шеф-пилот с налетом более 100 тысяч часов — говорит «дай глотнуть», и бутылка начинает передаваться по кругу.

А потом, когда спустя три часа кто-то за вами приезжает и отвозит в гостиницу, там тоже не селят, потому что — внезапно! — не заплатили. Потом все это решается, конечно, но происходит через большое унижение, причем и через национальное тоже.

Самая большая трагедия развала «Аэросвита» — это люди, которые так и не смогли найти себя «на земле». Я знаю всего пять человек, включая меня, которые профессионально счастливы.

Для меня уход из авиации был самым правильным поступком в жизни. Для большинства же это затяжная драма. Люди работают в колл-центрах, в такси, постоянно пытаются вернуться. Возвращаются — и застают такую же ситуацию.

Буквально несколько дней назад я встретила своего коллегу, с которым летала в двух авиакомпаниях. Сейчас он летает в третьей и говорит, что суточные им выплачивают с задержкой в год (!). У меня нет цензурных слов, чтобы выразить свою позицию на этот счет.

Отдельная история — о доносах. Может, конечно, три года прошло, и что-то изменилось, но в авиации всегда очень напряженная обстановка внутри коллектива. Она создана искусственно, и в старом «Аэросвите» такого не было, пока не набрали новичков вместе со мной. Но когда набрали около 200 новых людей, старый сплоченный состав нас по началу на дух не переносил. Но так как мы были все юными, мы все терпели и у нас даже не возникало мысли кому-то перечить.

Был один паренек, который любил настучать на коллектив. Стоит сказать, что «послеполетные разборы» в авиации — это просто черные пьянки. И однажды экипаж в Нью-Йорке прилично накидался (время отдыха позволяло), а гостиница находилась в Китайском квартале, здание очень высокое. И два бортпроводника, мужики под 40 лет, свесили этого парня головой вниз с балкона. Как в фильме — Нью-Йорк, несется движение, и чувак висит вниз головой. «Будешь еще стучать, скотина? — Не-не, пацаны, больше никогда». И они обратно его втащили. По-моему, больше и не стучал.

В МАУ, насколько я знаю, ситуация была еще хуже. Туда не брали много бортпроводников из «Аэросвита», потому что в нем была более расслабленная атмосфера, а в МАУ все по струнке смирно ходили. И моя любимая история — как одна стюардесса смыла паспорт другой в вакуумный туалет на борту.

Меня всегда удивляло, почему люди вокруг считали, что работать стюардессой — это круто. У мужчин загораются глаза, потому что они сходу хотят затащить тебя в постель, а у женщин наблюдается дикий восторг, потому что они тоже хотят быть стюардессами. И все вокруг почему-то думают, что тебе хорошо живется, потому что ты еще мелкий, опыта у тебя никакого, ты зарабатываешь свою тысячу долларов, и всем почему-то кажется, что это окей. А на самом деле ты разносишь чай. РАЗНОСИШЬ ЧАЙ, КАРЛ. И можно, конечно, рассказывать, мол, да, я отвечаю за безопасность, но как ты отвечаешь? Посчитал жилеты, посмотрел, что давление в кислородном баллоне в норме? Ну, молодец, че.

За время моих полетов была парочка неприятных историй. Однажды не выпустились шасси, а как раз накануне нам рассказали, как польские пилоты посадили самолет «на брюхо» и им дали за это героев страны. Потому что это невероятно сложный маневр: от двигателей до земли очень маленькое расстояние, самолет при посадке перекатывается, если зацепить двигателем полосу — самолет сгорает дотла за 90 секунд. Но по итогу шасси выпустились, просто приборы отчего-то не показали. Сели мы вполне достойно.

В целом, как бы я ни относилась к внутренней кухне украинской авиации, статистика не врет: самолет действительно самый безопасный вид транспорта.

Меня послушать, так это самая хреновая работа на свете. Но даже я кое-что любила в этой работе. Мне нравилось оказываться в разных точках мира, даже если это был рейс туда-обратно. Я называла это “синдром глобуса” — просто представляла, на какой я точке земного шара, и как быстро здесь оказалась. Мне нравилось во время отдыха на трансмагистральных рейсах садиться в бизнес классе и записывать свежие впечатления о странах, в которых только что побывала. Нравилось взлетать и садиться в кабине пилотов, особенно во время заката. Нравилось брать с собой книжки и фотографировать их на борту. Нравилось наблюдать за бесконечными изменениями небесного ландшафта: пялиться в окно на борту — святое занятие.

Не так давно я летала и поняла, что спустя три года я помню на борту все до последней детали. Я могу различить толчок выпуска шасси и обычную болтанку, даже если оба толчка происходят почти в одно и то же время, могу различить командира воздушного судна и второго пилота по темпу речи, могу узнать в лицо депортированного пассажира. Я все еще помню все приветственные и промежуточные тексты наизусть, помню аварийные процедуры и команды, которые нужно подавать. Я могу успокоить человека с аэрофобией, могу подать кислород и надуть трап тоже могу. Видимо, определение «бывших стюардесс не бывает» верное, и что бы я ни говорила, авиация — неотъемлемая часть меня. И это навсегда.

Еще об авиации:

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Невероятные факты

Вопреки расхожему мнению, воздушные путешествия не всегда приносят удовольствие.

Представьте себе, что вы находитесь на высоте 8000 метров, запертым, грубо говоря, в металлической трубе.

Ваш сосед слева постоянно дёргает подлокотник, а сосед справа решил подстричь ногти прямо в середине полёта.

Неприятно – это факт, однако эти мелкие неприятности - ничто по сравнению с теми жуткими и странными ситуациями, с которыми приходится сталкиваться бортпроводникам во время полётов.

Работа бортпроводником

Дебошир

"Во время одного из полетов у нас был пассажир, который, видимо, ещё до посадки был довольно пьян.

В самолёте есть туалеты, однако ему это было не важно, и на пятом или шестом часу полёта из Сан-Франциско в Сидней, парень пошёл в хвостовую часть самолёта и начал мочиться прямо в пакет, весящий на двери, никого не стесняясь.

Мы быстро отреагировали и отвели его на место. Именно тогда мы заметили возле его кресла открытую бутылку алкоголя, которой там не должно было быть.

Оставшуюся часть полёта мы кормили его и поили водой. Что касается использованного им пакета - мы просто убрали его в один из туалетов самолета."

Незнакомка

"В тот день у меня был рейс из Лондона, и работал я в бизнес-классе. Там есть полноценные спальные места с подушками и одеялами. Одна девушка сперва какое-то время бродила по салону самолёта, и мне показалось, что с ней что-то не так.

Некоторое время спустя, она попыталась лечь в постель к какому-то мужчине. Он был явно растерян, посмотрел на меня и спросил: "Что происходит?". Я поинтересовался, знает ли он эту девушку. Его ответ был, естественно, отрицательным. Я попросил её вернуться на своё место, но она никак на просьбу не отреагировала.

Могу предположить, что она была в состоянии наркотического опьянения, а еще она постоянно повторяла, что делает все, что ей захочется."

Ты знаешь, кто я?

"Женщина, летевшая с нами в тот день, очень рассердилась на меня из-за того, что я, якобы, слишком медленно наливала ей напитки.

Допив, она бросила в меня пустой стакан, который попал мне прямо в нос. Через какое-то время она совсем перестала держать себя в руках и сказала, что не может понять, почему я так подло с ней обошлась.

Потом она решила, что и этого не достаточно, и спросила у меня что-то вроде: "Ты хоть знаешь, кто я?". Моя напарница все-таки решилась узнать, кто же она. В этот момент женщина встала и, гордо удаляясь в сторону туалета, заявила: "Я танцовщица!"."

Бывший бортпроводник

Потерялся

"Я помню, как один парень встал со своего места, даже не встал, а вскочил, побежал в хвостовую часть самолета и начал судорожно выяснять у пассажиров, где он находится.

Он был явно пьян, и я попыталась объяснить ему как можно спокойнее, что мы в самолёте и только что вылетели из Далласа.

Тут он заявил, что абсолютно уверен в том, что попал не на тот рейс. Я ответила ему, что он без проблем прошел регистрацию, и его посадочный талон проверили несколько раз, так что ошибки быть не может.

Но он был непоколебим и, более того, не помнил, как прошел регистрацию и вообще попал на самолет. Позже выяснилось, что перед полетом он смешал алкоголь с каким-то легким наркотиком."

Наркотики - зло

"Однажды, во время полета, я заметил, как пара вместе зашла в туалет. В какой-то момент девушка вернулась на свое место. Она была взволнована и плакала.

Я спросила её, всё ли с ней в порядке, но она лишь ответила, что её парень все ещё в туалете. Она говорила что-то бессвязное, и ее речь не имела никакого смысла. Мы вернули её молодого человека в кресло, но немного позже они в очередной раз пошли вместе в туалет.

Мне стало интересно, что же всё-таки происходит. Я подошла к двери туалета, и оказалось, что они занимались любовью.

Борт должен был уже заходить на посадку, а по инструкции в это время все должны быть на своих местах. Когда они открыли дверь, мы с моими коллегами поинтересовались, употребляли ли они что-нибудь. Оказывается, они оба были под экстези."

Работа стюардессой

Большая потеря

"Мы были готовы к взлёту, и самолёт уже стоял в начале взлётной полосы. Ко мне подошла крошечная старушка, она была очень взволнована, потому что забыла свои вставные зубы в туалете аэропорта.

Она была расстроена, так как это был День Благодарения, и она летела к своей семье на праздничный ужин, а без зубов он превратился бы в самый обычный.

Около 10-ти минут я разговаривал с капитаном и службой охраны, мы пытались отыскать пропажу. В конце концов протез был найден, но времени совсем не было, поэтому мы были вынуждены отправить ей зубы по почте."

Бесстыжий

"Это был рейс из Сан-Франциско в Тель-Авив. Время было около полуночи, ко мне подошла женщина и тихо сказала, что ее случайно разбудил мужчина, сидящий рядом, который, как ей показалось, мастурбировал под одеялом. Мы прошли к ее креслу и убедились в том, что это действительно было так. Одеяло пришлось выбросить.

Самое неприятное в этой истории то, что рядом с ним сидела мама с детьми. Мы разбудили её, и она начала кричать на мужчину. Высказав ему все, что о нем думает, она попросила прощения у экипажа и пассажиров за доставленные криком неудобства."

Дебошир на борту самолета

Странная просьба

"Во время посадки я находилась в хвостовой части самолёта, так как отвечала за сбор спальных принадлежностей.

В какой-то момент ко мне подошла женщина, она попросила немного льда. Его у меня в тот момент не оказалось, и я предложила ей бутылку обычной воды. Она отказалась, сказав, что у нее аллергия на воду без льда."

Не уследила

"В бизнес-классе в тот день летела дама в строгом костюме и юбке. Она заснула, и чем больше она сгибалась, тем больше поднималась её юбка. Я взяла одеяло и накрыла её ноги, чтобы избежать казуса.

Она проснулась, и посмотрела на меня, как на сумасшедшую. Я удалилась к другим пассажирам и поэтому не видела выражения её лица в тот момент, когда она поняла, почему я накрыла ее."

Слишком много волос

"Не знаю, как тот парень прошел регистрацию, ведь он был сильно пьян. В салоне самолета он сел рядом с мужчиной, у которого была густая борода и волосатые руки.

Мне до сих пор интересно, почему это вызвало у него такой неподдельный интерес, но он начал дергать его за бороду, постоянно повторяя, что у этого мужчины слишком много волос.

Сочувствующие пассажиры сообщили нам об этом инциденте, и пьяного парня пришлось выпроводить из самолета.

Он даже не сопротивлялся. Через несколько часов, когда мы вернулись в тот же аэропорт, я узнала, что он буквально только что попал на другой самолет. До этого горе-путешественник пропустил несколько рейсов из-за того, что не успел протрезветь."

Вот 10 Шокирующих рассказов стюардесс. Если вы налетали достаточно в течение многих лет вы, наверное, слышали в полёте одни и те же инструкции о том, как пристегнуть ремень безопасности, где выйти из самолета, и что делать в случае возникновения чрезвычайных ситуаций. Стюардессы же знают все тайны и даже самые опытные из летчиков не могут знать, что на самом деле происходит во время их полетов.

"Моя сестра работает стюардессой, она говорит, что после того, как она объявит всем, что надо отключить всю электронику, она идет назад, достает свой телефон и начинает писать СМСки". "Пилот рассказывает: Отключать электронику на самолете совершенно бесполезно".

"Мобильные электронные устройства не смогут в действительности привести самолет к крушению, но они могут быть очень раздражительны для пилотов. Только представьте себе, стюардессы рассказывают, что сидя в кабине, экипаж спускается к месту назначения и его слуху представляется какофония интерференции 100+ мобильных устройств, подавляющих сигнал. Я не могу найти свободную частоту, меняю канал…".

2. Вода в полёте

"Бывший грузовой агент Lufthansa рассказывает: Никогда не пейте воду на самолете, которая подана вам стюардессой не из бутылки. Даже не трогайте. Причина в том, что порты для очистки туалета [ругательство] и заправка самолёта питьевой водой находятся в футе друг от друга, и иногда обслуживаются все сразу одним и тем же парнем. Не всегда, но если вы не на рампе сторожевой башни, вы никогда не знаете, как это делается".

3. Одеяло и наушники

"Я работала на юго-западе рассказывает стюардесса. Эти одеяла и подушки? Да, они просто ренатурированы и засунуты обратно в закрома, между рейсами. Свежие только те, которые я когда-либо видела, были на совершавшем полет самолёте, утром в городе инициализации. Кроме того, если вы когда-либо рассыпали орешки на вашем подносе и затем их съели, или просто прикоснулись к своему подносу, более чем вероятно, что вы проглотили мочу ребенка. Я видела горы грязных подгузников выложенных на этих лотках, больше чем еды. И эти лотки, да, никогда не видела, как они очищаются, или дезинфицируются хоть один раз".

"Я имел обыкновение работать на склад, который снабжал определенные авиакомпании комплектующими. Гарнитуры, которые даны вам не являются новыми, несмотря на то, что они завернутые. Их снимают с рейса, «очищают», а затем упаковывают снова".

4. Получение больше места

"Подлокотники - междурядья и подоконник: Просуньте руку вдоль нижней части подлокотника, просто до начала шарнира, и вы нащупаете кнопку. Нажмите на нее, и она поднимет подлокотник. Это добавляет много места на сидении и делает заход из прохода намного легче".

5. Капитан

"…кроме того, если пассажир устраивает сцену в Jetway, капитан может отказать им в полёте, снять с борта и улететь без них.

Капитан имеет практически неограниченную власть, когда двери закрыты. Ему разрешено задерживать людей, выписывать штрафы и даже арестовывать пассажира".

6. В случае возникновения чрезвычайных ситуаций

"Если кислородные маски упали вниз, у вас есть только около 15 минут кислорода для того чтобы самолёт снизился. Тем не менее, это более чем достаточно времени для того, чтобы пилот перешёл на более низкую высоту, где можно нормально дышать".

"Оказывается, 15 минут это минимальная норма ФАУ. Не все стюардессы рассказывают что: Большинство систем генерации кислорода посредством химической реакции может вызвать запах гари в салоне, однако это нормально и следует ожидать".

"Воздух, которым вы дышите на самолете фактически сжатый воздух, отбираемый от двигателей. Большая часть (25% до 50%) нагнетается в турбины, остальное для пассажиров. Воздух выходит из самолета через небольшое отверстие в задней части фюзеляжа".

7. Самолётам разрешено летать слегка «изломанными»

Об этом вам не скажет ни пилот, не расскажет стюардесса: "Существует огромный список вещей, которые могут отсутствовать в самолёте, в то же время ему будет разрешено летать".

"Это называется перечень минимального оборудования (MEL). Парадоксально, это список того, что может быть разбито или сломано на борту воздушного судна в то время как оно по-прежнему остается годным к полетам. Следует отметить, что эксплуатационные ограничения воздушного судна изменяются таким образом, чтобы реагировать на сломанные детали. Например, если некоторые навигационные огни сломаны, воздушное судно может использоваться только в дневное время".

8. Бонусы на путешествия

"Я работаю в Управлении доходами авиакомпании. В среднем, стюардесса рассказала по-секрету, самое дешевое время, чтобы купить билет это вторник во второй половине дня. Самое дешевое время для полётов вторник, среда или суббота. Это касается рейсов в США на моём опыте".

"Когда по проходу развозят напитки, вы можете попросить полный стакан вместо крошечной чашки, наполненной в основном льдом".

"Стюардессы рассказывают, что у них есть список тех, кто есть кто, и на каком месте они находятся. Так же как и список часто летающих пассажиров. Или, если они являются сотрудниками или их семьями или друзьями. Именно поэтому вы увидите их более грубыми с кем-то или более гибкими для некоторых других".

9. Багаж

"Маленькие американские лоукостеры имеют RFID-метки на багаже. Для сканеров важно удалять все старые метки. В этом случае багаж отслеживается в режиме реального времени. Это не 100% эффективно, но работает довольно хорошо".

"Мой партнер работал в Delta в течение 4-х лет, как один из парней, которые загружали и выгружали багаж. Ничто не защищено в вашем багаже. Если что-то открылось случайно, вещи [ругательство] просто бессистемно засунут обратно. Они бросают чемоданы, как волейбольные мячи. TSA является ложью. Много решений о загрузке или переназначении полетов, и т.д., производится по усмотрению сотрудников".

10. Они знают, когда вы пытаетесь присоединиться к Mile High Club

"Это, как правило, длинная череда людей, которые ждут, чтобы использовать ванной, которая дает вам далеко, и в девяти случаях из 10, это пассажир, который просит стюардесс вмешаться. Строго говоря, это не противоречит закону, чтобы присоединиться к Mile High Club. Но это против закона, чтобы не подчиняться командам членов экипажа. Но если стюардесса рассказывает вам, что вам следует прекратить делать то, что вы делаете, всеми средствами, стоп! В противном случае, вы будете иметь очень неудобный разговор, когда вы встретите свою половинку ячейки".

Рассказывает Татьяна Кисельчук, в прошлом стюардессой украинских авиакомпаний «Аэросвит» и «Харьковские авиалинии».

Сразу стоит учесть важный факт: я не работаю стюардессой уже три года, и есть призрачная надежда, что что-то могло измениться. Есть много людей, которые улетают работать, например, в Эмираты и абсолютно счастливы. Для меня это никогда не было вариантом, ведь контракт подписывается на три года, а в моей голове я не существую нигде за пределами Украины. Но мои коллеги неоднократно говорили мне, что там у бортпроводников достойные зарплаты, адекватные пассажиры, нормальные условия и они действительно довольны своей работой.

После университета я хотела стать журналистом, но у меня не было опыта, не было знакомых, ничего не было. Как у Бротигана: no publication, no money, no star, no fuck. Поэтому мне нужно было найти любую другую работу.

Я никогда не питала романтических иллюзий по поводу авиации и по собственному желанию не пошла бы ни тогда, ни сейчас, но тотальное ощущение бесполезности и непонимания, куда себя деть, которое остается после нашего высшего образования (привет, авиационный!), толкает на любую работу. Но если бы жизнь не заставила, я бы никогда не стала стюардессой.

Однажды после пьянки мне позвонили и сказали: « Татьяна Михайловна, мы приглашаем вас на собеседование, наденьте черную юбку и белую рубашку». И положили трубку. Я так обрадовалась, что меня позвали на собеседование, что не спросила куда. Можно было в принципе догадаться, потому что это происходило в Борисполе.

С утра я накатила рюмашку и пришла на собеседование. Там сидело сорок девушек. Я спросила, мол, а куда тут на работу устраиваться. Все смотрели в листки, повторяли что-то по-английски, на меня смотрели как на идиотку.

Захожу я в кабинет, а там сидит 12 человек - пилоты, психологи, старшие бортпроводники, и они начинают надо мной измываться.

Меня, правда, не заставляли танцевать и раздеваться (а некоторых заставляли).

Просили что-то показать на карте и спрашивали, почему у меня волосы распущены. А я недолго думая нашла карандаш на столе и им волосы подколола. Говорю: «Ну, так красиво теперь, нормально?» Авиационную делегацию это позабавило.

Видимо, поэтому меня и взяли, это проверка на стрессоустойчивость и на решения задач нестандартным путем.

В общем, из моей группы в 40 человек (а было утреннее и дневное собеседование) взяли меня и еще двух девушек: все остальные ушли, роняя крокодильи слезы. Ни тогда я не могла понять их отчаяния, ни уж тем более во время работы. Может, то, что они не прошли то собеседование, лучшее, что с ними произошло.

Затем начался второй круг ада, и имя ему медкомиссия. Десятки врачей, анализов и тестов. Некоторые из врачей были настолько неадекватны, что впору лечить их, а не нас. Психиатр считала нас всех психами. Гинеколог свято верила, что все девушки, у которых был секс, но не было кольца, были шлюхами, о чем срочно нам сообщала. Лор был глухой, у стоматолога были гнилые зубы, медсестры орали, очереди были длинными и томными, как Доронин. Через неделю ада все отметки о твоей физической пригодности стояли, потому что, как известно, медкомиссию не сдают только мертвые и жадные.

Третий этап, как по мне, был наиболее занимательным. Подготовительные курсы длительностью в полтора месяца ежедневных занятий. Так как обучение проходило в Борисполе, мы с ребятами сняли какую-то захудалую квартирку в городе и стали учиться. Предметов было много: авиационная безопасность, первая помощь, воздушный кодекс, авиационный английский, etc. Мне тогда было всего 21, и я как праведный человек училась честно и много.

Параллельно с теорией была практика: мы прыгали с трапов, надували плот в бассейне, ходили на самолет «вооружать двери» в штатных ситуациях и «выбрасывать» их в нештатных, учились убирать пилота от штурвала в случае так называемого pilot incapacitation, надевали маски, имитировали аварийные ситуации и кричали команды, знакомились с кухонным и аварийно-спасательным оборудованием.

Заключительный этап перед полетами - это экзамены. Накануне я где-то спионерила вопросы, выучила все билеты и сдала на 100 баллов. Из двух параллельных групп общим числом 30 человек сдали все.

У каждого бортпроводника есть свой номер и свои обязанности. На Боинге 737 в основном летает четыре человека, на Боинге 767 - восемь, но бывает усиленный или двойной экипаж. На 737 четвертый номер отвечает за аварийно-спасательное оборудование в хвосте самолета, за стационарные огнетушители в туалете и за безопасность в половине салона. Третий номер отвечает за кухонное оборудование и за прием питания, а второй номер тусуется в носу самолета. Надо сказать, что на борту царит дедовщина. Во-первых, второй номер сносит нападки первого номера, который работает очень долго, а во-вторых, впереди еще два пилота, которые тоже над тобой измываются. Ты должен приносить им чертов чай, еду или еще какую херню. Например, пилот говорит тебе: «Сделай мне зеленый чай». И ты сразу в панике, ищешь бокс, зеленый чай, вспоминаешь там - без сахара, без лимона, делаешь, достаешь пакетик или не достаешь (и только попробуй не вытащить пакетик вовремя - смерть тебе), вставляешь палочку, чтоб размешивать, и приносишь. А пилот говорит тебе: «Значит так. Я тебе сказал - без сахара, без лимона, чтоб у меня не было никаких консервантов в чае. А ты взяла мне и пластиковую мешалку вставила в чай. Ты что, тупая, скажи мне?» И ты стараешься просто не расплакаться.

Это твоя основная задача на борту - не расплакаться.

Я не помню свой первый рейс, да и все первые девять рейсов тоже. Напряжение достигало критических величин, мозг имеет свойство забывать то, что нам не нравится.

Ты летаешь девять стажерских рейсов с инструктором (девятый - экзамен), после этого становишься полноценной летной единицей. Хотя в ростере (авиационном расписании) еще три месяца тебе доставляют букву N, и экипаж наперед знает, что летит с новичком - еще сезон продолжается дедовщина. Потом ты по чуть-чуть становишься «своим».

Перед каждым рейсом проходит брифинг: ты приходишь в «летный домик», скуриваешь 100 сигарет (хотя курить в форме, конечно, нельзя), а потом у тебя спрашивают: «Так, Таня, девять шагов при аварийной посадке». И еще сто миллионов вопросов: как открывается кислородный баллон, как его подавать, что такое прием Хаймлиха, бла-бла-бла. Там 600 страниц мануала, и ты должен их знать, иначе тебя снимут с рейса. Проверяют твой внешний вид, например, соответствует ли помада маникюру. Лютый архаизм, но делать было нечего: если красные ногти, то и губы должны быть красными. Всем плевать, что ты с красной помадой выглядишь как дешевая шлюха. Правила есть правила. Потом проверяют пачку документов, потом паспортные контроли, и начинается предполетная проверка аварийно-спасательного оборудования, прием питания и т. д. А потом приходят пассажиры.

Люди на земле нормальные, но как только заходят на борт самолета - в них вселяется нечистый . А с людьми, которые заходят на чартер, тем более что-то происходит, потому что это заведомо люди, которые летают редко и в основном на курорты. И все, что они делают, так это неистово поглощают томатный сок и бесконечно возмущаются.

Как говорит Луи Си Кей: “раньше люди 30 лет ехали из Нью-Йорка в Калифорнию, и за это время кто-то рожал детей, а кто-то умирал, а тут у него задержка рейса на пару часов, и он уже орет как невменяемый”. Когда-то мы с большой задержкой прилетели в Стамбул, и одна милая женщина, выходя, сказала: «Я желаю, чтобы вы разбились».

Когда ты официантка в баре, ты можешь снять фартук, бросить его в лицо клиенту, послать начальника и уйти. А с самолета ты никуда не выйдешь, и вот это давление доводило до безумия.

Ни в одной украинской авиакомпании, насколько я знаю, нет разделения вроде новички летают в Бердянск, а старожилы - в Нью-Йорк. Здесь все более или менее честно. Но если ты был вхож в условные «высшие» круги и хотел больше рейсов в определенный город, ты шел к планировщику полетов и говорил: «Нужен рейс в Тель-Авив», - и заносил деньги, выпивку, конфеты или что там еще носят, и как-то все прокручивалось. Далеко не всегда это было кумовством и коррупцией, и делалось по доброте душевной. Однажды мы с моей подругой попросили поставить нам совместный рейс в Бангкок, так как нам очень хотелось потусить вместе, и нам его поставили.

«Ты, наверное, полмира повидала». Сколько раз я слышала эту фразу! Отчасти это, конечно, правда, но здесь нужно прояснить ситуацию. Рейсы делятся на короткие, «средние» и трансмагистральные. Короткий - это, например, Киев - Прага, время полета около 2 часов. Такого определения, как «средний», не существует, я так объясняю рейсы, на которых ты мог выходить в другом городе, но время на погулять критически короткое, например, ночной Копенгаген или Стокгольм - у тебя есть часов 15, не больше. Трансмагистральные - это Пекин, Бангкок, Нью-Йорк, после полета более 9 часов ты проводишь в стране от 3 до 12 дней.

Есть хорошая авиационная штука : «Как тебе, нравится работа? - Да, нравится, только дорога утомляет».

Бывали «квадраты» - это, например, тебя отправляют в Одессу, и ты оттуда летаешь: Одесса - Стамбул, Стамбул - Днепропетровск, Днепропетровск - Стамбул, Стамбул - Одесса - получалось четыре leg-а в один день. На маленьком самолете 130 человек. На четырех рейсах это 530 пассажиров и 530 раз даже просто сказать «добрый день» и «до свидания» - уже хочется выть. А идут задержки, которые увеличивают рабочий день, люди опаздывают, злятся. Если ты летаешь так четыре дня подряд, то в конце можно застрелиться.

Не помню, насколько вообще законны такие объемы работы, но у авиакомпании была лазейка. Ты подписываешь бортовой журнал на брифинге, где написано, что ты не против летать больше 90 часов в месяц.

С одной стороны, нас отлично учили, постоянно напоминали о том, что «в авиации все написано кровью людей», потому любое маленькое правило, которое кажется незначительным, обязательно к исполнению. С другой стороны, вся система была построена так, что даже если бы ты хотел исполнять все правила (а ты хотел, ведь был молод, горяч и свято верил в важность своего дела), то шансов у тебя немного.

Например, на проверку всех карманчиков кресел, столиков, жилетов и полок на предмет инородных предметов отводится около трех минут. Это физически невозможно: залезть под каждое кресло, потрогать каждый жилет, попутно дотягиваясь к юниту у окна, открыть каждый столик, заглянуть в каждый карманчик и полку - как бы ты ни старалась, пропустить, допустим, нож, который могли засунуть в развлекательный журнал в карманчике, очень просто.

К счастью, у нас не террористическая страна, хотя один террористический акт был: я летала с бортпроводницей Сюзанной, которая принимала участие в освобождении пассажиров. Но за всю историю независимости не было ни одной катастрофы с украинскими авиалиниями. В 90-х только были ужасные истории про братков в малиновых пиджаках, разборки прямо на полосах и полное отсутствие контроля, но сейчас, хвала небесам, такого нет.

У нас был крутой инструктор по авиационной безопасности, который рассказывал отличные байки, например, о том, как для поиска наркотиков тренировали пчел.

Когда пчелы находили кокаин, они выпускали жало и умирали, то есть если на чемодане куча дохлых пчел - там, значит, кокаин, такая история.

Когда я начинала работать, нам даже пластиковые наручники не выдавали и учили связывать руки буйным пассажирам мужскими ремнями. Потом появилась лазейка, и нам в полет все-таки выдавали пачку наручников. Правда, все это бесполезно, потому что когда пассажир начинает буянить, сдержать его подручными средствами практически невозможно.

У нас действительно старый авиапарк, но это не так ужасно, как говорят. В «Аэросвите» была следующая ситуация: у них был только один свой самолет. Это был Боинг 737-200, который даже в мое время не летал, но эта «двухсотка» была нужна для существования компании. По международных правилам, у авиакомпании должен быть куплен хотя бы один самолет. Все остальные самолеты были взяты в «сухой» лизинг, то есть остальные 9 бортов были арендованы. Когда-то я спрашивала у пилотов, мол, что делать, летаем на корытах. Но все наши пилоты были прожженные ребята, которые отлетали в свое время не один год в Африке, перевозя на дырявых кукурузниках туалетную бумагу и колбасу, поэтому говорили, что на старых самолетах лучше летать. Они, мол, проверены, и ты их знаешь. Я не могу судить, потому что не пилот, но стоит сказать, что все самолеты проходят многоразовые проверки, вплоть до практически полного чека всех узлов раз в несколько лет. Ну и, конечно, после каждого полета самолет проверяют и подкручивают. Правда, однажды мы потеряли кусок реверса. Прилетели в Калининград, сели без него и стояли долго - крутили, вертели, отремонтировали и полетели обратно.

Моя любимая тема - закат «Аэросвита». Помню случаи, когда у нас реально не было керосина для заправки, и только один самолет стоял блестящий при параде, на коне, красивый, который летал на Барбадос (кто знает - тот поймет).

Самолеты «Аэросвита» постоянно арестовывали, потому что компания должна была денег всем аэропортам за аэропортовые сборы, за «подкручивание» шасси, за кейтеринг, за вот это все. Например, в Новосибирске мы простояли пять часов с пассажирами на ВПП в уже запаянном самолете, поили их, бедных, водой и ничего не могли сделать. У всех свадьбы, похороны, люди опаздывают, орут, самолет арестован - и все это в закрытом пространстве.

Последние три месяца нам не платили зарплату от слова «совсем». Большинству не заплатили до сих пор и не заплатят никогда. Это украинская авиация, детка. Помню, в Канаду экипажи летали на девять дней без суточных и питались мивиной или вообще отказывались от этих рейсов. Казалось бы, кто в здравом уме отказывается от рейсов в Канаду? А вот.

Как-то мы прилетели в Таиланд, я хорошо помню этот рейс: у нас зима, а тут +40, стоим мы - три пилота и десять бортпроводников, дышать нечем, все никакие - и за нами не приезжает автобус. Потому что автобусу в Бангкоке тоже не заплатили. У нас был «орехокол» - телефон для переговоров. Капитан достает, звонит кому-то, но никто ничего не знает, ничего не происходит, «вы не заплатили» - и все. И мы стоим возле аэропорта, а рядом экипажи - английский там, русский, еще какой-то. И их по очереди приезжают и забирают, а мы стоим, курим. Уже 18 часов на ногах, стоим, пошатываемся. Кто-то достает бутылку вискаря, другой шепчет, мол, нельзя по форме пить, но тут капитан - коренастый шеф-пилот с налетом более 100 тысяч часов - говорит «дай глотнуть», и бутылка начинает передаваться по кругу.

А потом, когда спустя три часа кто-то за вами приезжает и отвозит в гостиницу, там тоже не селят, потому что - внезапно! - не заплатили. Потом все это решается, конечно, но происходит через большое унижение, причем и через национальное тоже.

Самая большая трагедия развала «Аэросвита» - это люди, которые так и не смогли найти себя «на земле». Я знаю всего пять человек, включая меня, которые профессионально счастливы.

Для меня уход из авиации был самым правильным поступком в жизни. Для большинства же это затяжная драма. Люди работают в колл-центрах, в такси, постоянно пытаются вернуться. Возвращаются - и застают такую же ситуацию.

Буквально несколько дней назад я встретила своего коллегу, с которым летала в двух авиакомпаниях. Сейчас он летает в третьей и говорит, что суточные им выплачивают с задержкой в год (!). У меня нет цензурных слов, чтобы выразить свою позицию на этот счет.

Отдельная история - о доносах. Может, конечно, три года прошло, и что-то изменилось, но в авиации всегда очень напряженная обстановка внутри коллектива. Она создана искусственно, и в старом «Аэросвите» такого не было, пока не набрали новичков вместе со мной. Но когда набрали около 200 новых людей, старый сплоченный состав нас по началу на дух не переносил. Но так как мы были все юными, мы все терпели и у нас даже не возникало мысли кому-то перечить.

Был один паренек, который любил настучать на коллектив. Стоит сказать, что «послеполетные разборы» в авиации - это просто черные пьянки. И однажды экипаж в Нью-Йорке прилично накидался (время отдыха позволяло), а гостиница находилась в Китайском квартале, здание очень высокое. И два бортпроводника, мужики под 40 лет, свесили этого парня головой вниз с балкона. Как в фильме - Нью-Йорк, несется движение, и чувак висит вниз головой. «Будешь еще стучать, скотина? - Не-не, пацаны, больше никогда». И они обратно его втащили. По-моему, больше и не стучал.

В МАУ, насколько я знаю, ситуация была еще хуже. Туда не брали много бортпроводников из «Аэросвита», потому что в нем была более расслабленная атмосфера, а в МАУ все по струнке смирно ходили. И моя любимая история - как одна стюардесса смыла паспорт другой в вакуумный туалет на борту.

Меня всегда удивляло, почему люди вокруг считали, что работать стюардессой - это круто. У мужчин загораются глаза, потому что они сходу хотят затащить тебя в постель, а у женщин наблюдается дикий восторг, потому что они тоже хотят быть стюардессами. И все вокруг почему-то думают, что тебе хорошо живется, потому что ты еще мелкий, опыта у тебя никакого, ты зарабатываешь свою тысячу долларов, и всем почему-то кажется, что это окей. А на самом деле ты разносишь чай. РАЗНОСИШЬ ЧАЙ, КАРЛ. И можно, конечно, рассказывать, мол, да, я отвечаю за безопасность, но как ты отвечаешь? Посчитал жилеты, посмотрел, что давление в кислородном баллоне в норме? Ну, молодец, че.

За время моих полетов была парочка неприятных историй. Однажды не выпустились шасси, а как раз накануне нам рассказали, как польские пилоты посадили самолет «на брюхо» и им дали за это героев страны. Потому что это невероятно сложный маневр: от двигателей до земли очень маленькое расстояние, самолет при посадке перекатывается, если зацепить двигателем полосу - самолет сгорает дотла за 90 секунд. Но по итогу шасси выпустились, просто приборы отчего-то не показали. Сели мы вполне достойно.

В целом, как бы я ни относилась к внутренней кухне украинской авиации, статистика не врет: самолет действительно самый безопасный вид транспорта.

Меня послушать, так это самая хреновая работа на свете. Но даже я кое-что любила в этой работе. Мне нравилось оказываться в разных точках мира, даже если это был рейс туда-обратно. Я называла это “синдром глобуса” - просто представляла, на какой я точке земного шара, и как быстро здесь оказалась. Мне нравилось во время отдыха на трансмагистральных рейсах садиться в бизнес классе и записывать свежие впечатления о странах, в которых только что побывала. Нравилось взлетать и садиться в кабине пилотов, особенно во время заката. Нравилось брать с собой книжки и фотографировать их на борту. Нравилось наблюдать за бесконечными изменениями небесного ландшафта: пялится в окно на борту - святое занятие.

Не так давно я летала и поняла, что спустя три года я помню на борту все до последней детали. Я могу различить толчок выпуска шасси и обычную болтанку, даже если оба толчка происходят почти в одно и то же время, могу различить командира воздушного судна и второго пилота по темпу речи, могу узнать в лицо депортированного пассажира. Я все еще помню все приветственные и промежуточные тексты наизусть, помню аварийные процедуры и команды, которые нужно подавать. Я могу успокоить человека с аэрофобией, могу подать кислород и надуть трап тоже могу. Видимо, определение «бывших стюардесс не бывает» верное, и что бы я ни говорила, авиация - неотъемлемая часть меня. И это навсегда.

1. Первый самостоятельный полёт

Сегодня мой первый рабочий день. День, когда я отправляюсь в полёт без присмотра инструкторши. Самолёты в нашем авиаотряде небольшие, «Аннушки», как называют их ласково в народе, но для меня их величина не имеет значения.
Я иду по зданию аэропорта, и весь мой вид излучает удовольствие от своей жизни! На мне распрекрасная, по-моему, синяя форма, на голове пилотка….
- Ты летала на самолётах раньше?- спросила инструктор, когда мы познакомились.
- Конечно, каждый год, с родителями, - не моргнув глазом, ответила я. Только не стала уточнять что, имея маму железнодорожника каждый год мои «самолёты» возили меня по шпалам.
Я вспомнила, что когда в первый раз самолёт взлетел, я даже не почувствовала взлёта. Меня переполняла эйфория чувств. Наконец сбылась моя мечта о небе!

…Я иду по серебряному полю и вижу перед собой белоснежную птицу. Она уже размахнула крылья, чтобы умчать меня в сказочную страну…

Я поднялась по трапу самолёта и зашла внутрь. Скоро придёт экипаж. Это в кино стюардессы только и делают, что машут приветственно ручками и возят по салонам тележки с напитками. Да и вместо тележки у нас обыкновенные подносы. В жизни всё не так. Нужно встать в пять часов утра, приготовиться - взять запасную пару колготок, если вдруг первая пара порвётся; взять запасную белую блузку, если вдруг испачкается основная; не забыть положить в сумку рабочую тетрадь, косметику, и т.д., на случай если вдруг придётся подменить кого-то из заболевших девочек и заночевать в гостинице другого города; выйти на служебный автобус, пришедший в шесть часов; пройти ежедневный осмотр врача (температура, давление, общее самочувствие), получить инструкции у своего начальника (которая очень строга и, кстати, запрещает нам говорить о себе «стюардесса», нужно говорить «бортпроводник»), прийти в самолёт, проверить подготовку самолёта к прибытию утренних пассажиров (наличие подголовников на креслах, салфетки в кармашках кресел), получить напитки, сверить количество с ведомостью, расписаться, проверить посуду, а потом уже ждать дорогих пассажиров, ради которых собственно всё это и делается.

… Золушка порхала, и всё в её руках делалось быстро и аккуратно. Ах! Мне бы бабочек сюда и украсить ими стены. А ещё воздушных облаков, чтоб вместо подушек гостям на кресла положить…

И вот автобус привёз моих пассажиров. В самолёте всего 48 кресел. Одна стюардесса. В некоторых самолетах, если микрофон не работает, мы должны выходить перед пассажирами в салон, и громким поставленным голосом проговаривать свою информацию. Полёты обычно занимают по времени час-два. Наш авиаотряд выполняет только внутренние авиарейсы. Поэтому мы предлагаем пассажирам только напитки и иногда конфеты, если те будут нам поставлены.

… Вот мои гости заморские – короли и королевы, принцы и принцессы, маркизы и графини … Проходите, проходите. Я ждала вас в своём замке с самого утра. Музыканты приветствуют их звенящей музыкой. Какие вы все нарядные и красивые. Вы не пожалеете, что прибыли сюда. Вам понравится у меня в гостях…

Из автобуса выходят пассажиры и на какой-то миг, внутри меня что-то бухнулось с огромной скоростью вниз.
…Мама! Нет! Только не в первый день моей самостоятельности такие сюрпризы! …

ЭТО БЫЛА МУЖСКАЯ КОМАНДА СПОРТСМЕНОВ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ ДЕРЖАЛ В РУКЕ СВОЮ КЛЮШКУ. Да. И это не всё! Это была СБОРНАЯ ГРУЗИИ по хоккею на траве!
Ладно, справлюсь! Улыбаясь, я приветствую молодых, высоких красавцев-мужчин, стараясь не показать, что от их огненных взглядов у меня дрожат руки и коленки.

… КОСМОС – ЗАЩИТУ! И я чувствую, как с неба на меня падает луч света, обволакивает меня в безопасный зеркальный кокон и теперь мне не страшно. Теперь я защищена, и моя тревога исчезает…

Рассадив пассажиров, я иду в кабину к экипажу. После небольшого доклада командиру экипажа о готовности пассажиров к вылету, я возвращаюсь в салон.
Ко-о-не-е-чно, микрофон не работает! И я уверена, эта дрянная штуковина специально притворилась сломанной железкой, чтобы посмеяться надо мной, когда я вынуждена буду выйти перед моими грузинскими гостями. Ну что ж! Пошла…
- Добрый день, уважаемые пасса…, - и тут в мою голову пришла смешная мысль, что оставшаяся часть слова звучит как «жиры». И видя перед собой спортсменов с большими плечами, руками и видимо такими же большими остальными частями тела, я нечаянно выделила эту часть слова, и салон самолёта взорвался оглушительным хохотом. Все развеселились, а я ка-а-ак покраснела! И тут встал тренер, повернулся к команде и взмахнул рукой. Все притихли и сидели улыбаясь. Я молчала, теряя драгоценные минуты до взлёта. Тренер повернулся ко мне и сказал:
- Дочка, ты не волнуйся. Мы столько летаем, что уже наизусть знаем, всё, что ты нам хочешь сказать. Иди, дорогая, присядь. А на ребят не обижайся, трудно быть серьёзным, когда видишь такую девушку.
- Спасибо, - улыбнулась я, - я справлюсь, присаживайтесь. И когда тренер сел, я прекрасно дочитала приветственную речь до конца. Потом проверила, пристёгнуты ли ремни у пассажиров и мой день начался….
… Сегодня было семь взлётов и посадок. Но мне казалось, что я устала совсем чуть-чуть. Наверно, дай мне волю, я так бы и не выходила из самолёта.

… Бал окончен. Гости разошлись. Уже затих на аллее стук колёс уезжающей последней кареты. Уже сложили инструменты мои музыканты. Я хожу по пустому залу, и перед моими глазами всё ещё кружат танцующие пары в нарядных одеждах. Ах, как прекрасен был прошедший день! Ах, как чудесен будет день завтрашний!...

2. Самолёт Нади Курченко

Проработав некоторое время, я, проявив усердие и трудолюбие (что не стоило мне никакого труда, так мне нравилось то, чем я занимаюсь), удостоилась чести летать на самолёте имени Нади Курченко. Эта девушка – бортпроводница, погибшая от рук террористов. В салоне на передней стене висит её портрет. Вдруг выясняется, что я и она имеем некоторую схожесть в лице, и пассажиры постоянно спрашивают меня, не являемся ли мы сёстрами? Однажды со мной летел мой отец, возвращавшийся с Камчатки, где он прожил некоторое время. Он, увидев нашу схожесть, расстроился. Вообразил, что это неспроста, и что у меня тоже может случиться что-нибудь подобное. Еле успокоила.
… Утром, заходя в салон самолёта, я всегда здороваюсь с тобой – Привет, Надя! Ну что, полетели? Как настроение? Надеюсь, что хорошее, - и, видя твою улыбку, я знаю, что сегодня снова буду не одна…
Каждый день не похож один на другой. У каждого есть свои плюсы и минусы. Дома почти не бываю. В нашей команде девушек-бортпроводников я самая младшая. Я и сдружиться-то ни с кем не успеваю. Всё время в полётах. Но недавно мне всё-таки удалось сойтись поближе с одной из девушек. В основном все мы встречаемся в кабинете у инструкторши, где проходят наши пятиминутки, или «окно» между рейсами.

Эту девушку звали необычайно чудесным именем - Ландыш. Я сначала думала, что ослышалась. А потом восхитилась её именем. Её родители даже переплюнули моих. Мои мама и папа оба служили в армии солдатами-телефонистами, поженились. Во время ожидания моего рождения, они посмотрели фильм о Жанне Д, Арк. И решили, что именно так будут звать свою дочь. Но назвать свою дочь в честь цветка… Ландыш! Ах, как это красиво!
Я спросила у Ландыш, как у неё с личной жизнью? Приезжая домой я всё время обнаруживаю дома букет цветов от парня, с которым познакомилась в самолёте. Он так понравился мне, что мы договорились встретиться у моего дома. И я дала ему свой адрес. Но встретиться так и не удалось. Ландыш ответила, что это проблема всех стюардесс. Вечно заняты в полётах, поэтому так много «старых дев». И поделилась со мной секретом – когда у неё очередной роман, она просто не выходит на работу. За прогулы в наказание её временно «списывают» на три месяца в прачечный цех стирать подголовники. Зато рабочий день с 9 до 5 часов. И есть время на личную жизнь.

… Нет. Решительное – нет! Как можно променять это синее небо, этот ворох снежных облаков, эти золотые столбы света в ночном небе, поднимающиеся с земли от яркого освещения городов? Нет, я не смогу…
Днём летела с экипажем, командиром которого был человек по фамилии Дубровский. Как-то проходя по салону, он спросил:
- Ты всё время смотришь в иллюминатор. Что ты там увидела?
- Я хотела бы быть небесной балериной, - засмеялась я в ответ, - вот представляю себя в длинном, пушистом белом платье и босиком прыгаю с облака на облако. Так красиво!
Он засмеялся и назвал меня странной. Ну, спасибо, что не дурочкой.

У нас последний рейс. Уже поздняя ночь. Но я так устала, что даже потерялась во времени. Часовая разница всегда доставляет мне неудобства. За три месяца я была выходная только два раза. Девочек не хватало, и, видя моё желание работать, меня постоянно ставили «в резерв». Я ночевала в гостинице возле аэропорта. Вот интересно, кто придумывает эти анекдоты про стюардесс?

… «Он посмотрел на неё и сердце её, казалось, замерло от предвкушения поцелуя». Поцелуя. А кто целовать-то будет? Я вообще особа крайне романтичная. Училась отношениям на романах Драйзера, и поэтому идеал мужчины для меня – Лестер из «Дженни Герхард». А где такого найдёшь? И вообще Чехов, Гончаров, Драйзер, Лесков, - все эти писатели сформировали мой внутренний мир так, что мне трудно приноровиться к современным понятиям о свободных отношениях, где главный козырь «не комплексуй»!...

Мужчин вокруг много, комплиментов хватает. А когда таять-то от огня комплиментов? Только найдёшь свободное время, так махнёшь на всё рукой, и – это сладкое слово «сон»…Прилетая в города, где экипаж должен был ночевать, я не могу сразу покинуть самолёт. Нужно дождаться прибытия автокара, и сдать оставшиеся напитки и пустую тару. Т.е. нужно было поехать на склад, сдать всё это там, оформить бумаги. А потом идти в спецстоловую, которая обычно находилась где-то, да не рядом. А так как я не знала, где эти столовые находятся, а в темноте бродить по чужому городу в её поисках не очень-то и хотелось, то я постоянно ходила голодной. Потом девчонки научили, что надо с собой в сумке хотя бы печенье носить. И всё успокаивали меня – привыкнешь. Ага, привыкну. Уже и форма висит, как роба на узнике концлагеря. Я как-то нашла такую столовую. Нам выдавали талоны на питание. Когда я зашла туда, зал был полон мужчин в лётной форме. Взяв себе ужин, я не могла есть, ощущая на себе пристальное разглядывание. В конце-концов не выдержала, и ушла.

Итак, это последний рейс. Привезли пассажиров, и оказалось, что все они туристы-японцы. Ещё и без переводчика. Переводчик должен был встретить их по прибытию в аэропорту. Всё равно ночь, и все будут спать. После того, как все разместились, наш самолёт набрал нужную высоту, и в нём воцарилось сонное царство.
Я пошла в кабину к экипажу, чтобы узнать погоду. За окнами кабины самолёта потрясающе красиво. Внизу у земли темнота, но её пронизывают мерцающие лучи света от огней домов, фонарей и вывесок, тянущиеся к небу. А само небо фиолетовое, или ещё какого-нибудь необычного оттенка (а по утрам небо – розовое! И ещё оно бывает от розового до всех оттенков малинового. И солнце! То красное, то оранжевое, то золотое! Как в девчоночьих мечтах о сказочной стране, где живут сказочные принцы на белых конях! Потрясающая картина!). Вдруг я вижу прямо перед нами вдалеке кляксу. На мой вопрос о ней штурман ответил:
- Да это небольшая тучка. Иди, проверь, пусть все пристегнуться.

Я ушла в салон, показала не спящим пассажирам, что надо пристегнуться, спящих разбудила и сделала тоже самое.
Едва я дошла до конца салона, самолёт затрясло. Я так не люблю эти воздушные сюрпризы. Из-за того, что кто-то из пассажиров может испугаться, мне нужно было быть всё время очень внимательной. Два последних кресла были пустыми. Едва успев взять свою сумку, я села в одно из них.

… Внимание, Надюша! Присматривай там за передними рядами, а я здесь за своими…

И тут самолёт стало швырять так, что мне пришлось схватиться за ручки кресла, чтобы не вылететь! В середину салона выпал мужчина, который видимо, отстегнул ремень, как только я отошла от него. Мужчина, упав на пол, встал на четвереньки и отполз обратно в кресло. А потом, через какую-то долю секунд я увидела в сумрачно- мерцающем свете ламп освещения замедленную съёмку какого-то фильма, И ТАК НЕ ХОТЕЛОСЬ В НЁМ ПРИСУТСТВОВАТЬ!
Сначала почему-то поотстёгивались некоторые крепёжные кнопки, держащие обивку потолка. И потолок стал волнистым. Потом, важно проплывая по воздуху, из заднего отсека появился ящик с лимонадом. Также не торопясь, он опустился на ковровую дорожку в салоне, и вылетевшие из него бутылки почему-то разбились на множество осколков. И осколки эти также неторопясь усеяли пол. Потом ковровая дорожка, стала извиваться из-за повыскакивавших из неё крепежей, и вскоре побежала, свернувших в рулик. Я с удивлением разглядывала эти замедленные действия, и вдруг подняв глаза, увидела, что все пассажиры, повернувшись, смотрят на меня! А одна пожилая японка, схватившись руками за голову, открыла рот в безмолвном ужасе, готовая взорваться истеричным криком.

… Люди повыскакивали со своих кресел, и, толкая друг друга, стали метаться по салону самолёта. Самолёт не смог удержать равновесие и с протяжным стоном устремился к земле…

Ну нет уж! Здесь вам не кино. Фильм о катастрофе посмотрите дома!
На меня накатила ледяная волна покоя. Я смотрела на японцев, и мне казалось, что если кто-нибудь задумает начать панику, я просто прибью его во имя спасения самолёта. Я встала со своего кресла, пытаясь держать равновесие в этой бешеной скачке самолёта по воздушным ямам, и улыбнувшись, досадливо развела в стороны руки и пожала плечами – вот мол, неприятность, но бывает. Потом, всё также улыбаясь самой обворожительной улыбкой на какую была способна, сделала жест рукой, чтобы все сидели не вставали, и снова села в кресло. Неторопясь достала из сумочки бутылочку с лаком для ногтей. ЕЩЁ НИКОГДА МНЕ НЕ ПРИХОДИЛОСЬ КРАСИТЬ НОГТИ В ТАКИХ СУМАШЕДШИХ УСЛОВИЯХ! Кисточка скользила мимо ногтей, я мазала себе пальцы, досадливо улыбаясь, стирала кусочком бинта лак, и снова продолжала мазать. Время от времени я поднимала голову, видела устремлённые на меня глаза японцев, которые находились в полном шоке от происходящего, кивала им головой, махала ласково ручкой и снова красила-красила-красила…

… Надя, Надя. Ты там впереди. Ты видишь моих японцев. Помоги мне, следи за ними. Нам нужно продержаться ещё немного. Скоро всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо …

И люди успокоились. Наверно они подумали, что мы, русские, всегда так экстремально летаем. При посадке у нас что-то случилось с шасси. Сели на траву, как сказал мой один знакомый техник «на пузо». Но после бесшабашного метания в ночном небе, мои пассажиры особо не среагировали на такую посадку. Когда они выходили из самолёта, многие из них строчили что-то в своих блокнотах. Кто-то даже фотографировал меня. Пожилая японка просто подошла, обняла и поцеловала меня в щеку. Потом в самолёт зашли техники. Повсюду царил разгром. Один из техников сказал, что у нас что-то произошло с «хвостом» самолёта (что-то там срезало), да и крыло пострадало немножко или ещё что. Я не слушала их, находясь в каком-то отключенном состоянии. Я словно смотрела на всё это со стороны. Подошедший ко мне бортмеханик, тоже что-то долго говорил мне, улыбаясь. Я смогла уловить только, что не надо никому рассказывать о происшедшем и о кляксе, которую я видела в небе из кабины. Вроде бы торопились закончить последний полёт, надо было обойти эту грозовую тучку, но зацепили, и разряды нас потрепали. Я стояла, слушала и молчала, улыбаясь приклеенной к моему лицу улыбкой. Потом повернулась к передней стене и посмотрела на портрет Нади. Мы обменялись понимающими взглядами.

… Ну как подружка? – Да всё нормально!- Здорово нас швыряло, да? – Да. Как в кино. – А моим пассажирам повезло, что не стали дёргаться, наверно точно стукнула бы паникёра по башке! – Да ладно заливать, никого бы ты не стукнула. Я бы помогла тебе усадить его и успокоить. – Ну что, Надюша, пойдём по домам? – Пошли…
Возле здания аэропорта меня ждал ещё один сюрприз. Обычно надо было дожидаться двух часов ночи. Именно в это время служебный автобус делал последний рейс в город.

… Однажды со мной произошёл случай, из-за которого я больше не рисковала брать такси, чтобы приехать домой пораньше. Таксист, узнав, что меня не было в городе два дня, ссылаясь на ремонт дороги, завёз меня на край города и, выехав в нежилую зону, где был пустырь, стал приставать ко мне. Я боролась молча, решив не сдаваться. Мысленно я уже откусила ему всё что могла и выдавила ему оба глаза. И тут мои садистские мечты о мести были прерваны шумом открывающейся двери машины. Проезжавший мимо экипаж ГАИ увидел, что на пустыре светятся задние огни фар машины. Они подъехали и, выйдя из машины, увидели борьбу водителя и пассажира. Но мой супермен-таксист был так увлечён своими действиями, что ничего не видел и не слышал. Так гаишники спасли меня, а может и его от меня. Позже милиционеры отвезли меня домой. Потом отлавливали меня, т.к. я всё время была на работе, чтобы я написала заявление о покушении. Но таксист тоже приходил, говорил с моей мамой. На коленях умолял не садить его, только недавно вышел из тюрьмы, женился, родился ребёнок, его родной дядя устроил его на эту работу, и если родственники узнают о происшедшем, они сами его прибьют. Мама уговорила меня простить его. С тех пор я всегда ждала служебный автобус…
А тут меня вдруг позвали лётчики, сидящие в легковой машине, предложили довезти до дома. Экипажи в полётах всё время был разные, и я даже не успевала запоминать имена. Подойдя к машине, я увидела свой сегодняшний экипаж. Меня любезно подвезли до дома.

Застирывая белый воротничок рубашки на завтра, я вдруг подумала, что моя жизнь могла сегодня закончиться. Мне стало на какой-то миг страшно. Я опустилась на колени прямо возле ванны, застыв от ужаса. Но слёзы так и не пришли, потому что что-то другое, более сильное и решительное взметнулось внутри меня и громким решительным «НЕТ!» разрушило мрачную стену сковавшего меня страха. Нет! Я ещё поживу! Мне ещё рано уходить, ведь впереди у меня столько планов!....

3. Прощание с небом

Я пишу последнюю и самую грустную главу моего дневника. Даже сейчас, когда уже прошло столько лет, я не могу спокойно вспоминать моё прощание с небом. И горечь потери наполняет мою душу всё снова и снова.

… Ах, кто это не идёт, а рисует тонкими каблучками по асфальту взлётной полосы? Ах, да, это же та самая девушка, которая смогла пробиться в будущее из прошлого…

Ко мне пришла моя подружка Файка, Фаина. Красивейшая девчонка. Я даже не пыталась завидовать. Гиблый номер. Единственным моим утешением было, что не зря меня в школе третировали кличкой «цапля длинноногая», и что хоть этого у меня не отнять. Она рассказала мне, что в нашем авиаотряде идёт набор девушек на должность бортпроводников. Короче, через час мы стояли уже в отделе кадров авиаотряда. Файкины документы легли на стол кадровику почти сразу же. Мои же он долго рассматривал, а потом сказал что набор только для девушек 18-ти лет. А мой паспорт принадлежал 16-ти летней девочке. Я тут же, обладая литературным даром, убедительно рассказала историю, что, получив паспорт, не заметила неправильно написанной в нём даты рождения. И вот принесла его, чтобы показать прописку о постоянном местожительстве, а потом всё же отнесу его обратно в адресный стол, чтобы мне поменяли злосчастную дату. Я так искренне смотрела в глаза этому немолодому, замученному должностными неурядицами, человеку, а нехватка проводников была «несколько остра», что меня взяли. Конечно, я обещала принести паспорт после исправления.
Потом мы беседовали с инструктором – начальником бортпроводников. Она, расспросив нас о наших семьях, посмотрела, как мы можем улыбаться, заставила немного походить по натянутой на полу нитке, а потом отпустила нас проходить медкомиссию, чтобы позже приступить к нашему обучению профессии бортпроводника.
И тут что-то случилось с Фаинкой. Она под разными предлогами не хотела идти к гинекологу, который был для нас обязателен. Всё же она прошла его, умудрившись каким-то образом избежать осмотра. Позже, вылетев в свой первый рейс, она весь полёт просидела с тошнотой в туалете самолёта, и больше никто её никогда в авиаотряде не видел. Оказывается, она была на третьем месяце беременности от своего друга, знала об этом, но хотела успеть поработать до декретного отпуска. Её мама потом сама забирала трудовую книжку, Файка так и не появилась. Я тоже с тех пор потеряла её из виду. Так разошлись наши жизненные пути. Я же прошла комиссию, потом прошла обучение, длившееся несколько месяцев, ещё месяц полётов с инструктором, и дальше уже летала сама…

В моей жизни наконец-то появился мужчина. Сначала я услышала о нём из разговора своих коллег-девчонок. Иногда у нас бывали совместные собрания, где свободные от полётов лётчики и бортпроводники могли наконец-то собраться все вместе. И там, я услышала случайно, что среди «грузовых» лётчиков (т.е. летающих на Аннушках, перевозящих грузы), есть один очень симпатичный парень, с которым была знакома одна из наших стюардесс. Девушки так расхваливали его внешность и характер, что мне стало интересно увидеть его.
И однажды я случайно познакомилась с молодым мужчиной в лётной форме, ехавшим со мной и моей коллегой в маршрутке. Эта девушка, её звали Наташа, всегда поражала меня своей любовью к чистоте. Даже в дождь она ходила так, что ни одна капля грязной воды из луж не осмеливалась коснуться её. Я, как обезьянка, копировала её, симпатизируя ей. Я тоже надраивала сапоги и туфли, хрустела белоснежным воротничком блузки, и даже было начала копировать её улыбку, но вскоре бросила. Я в любых обстоятельствах всегда возвращалась сама к себе. Я была просто – я.
И вот, там, в маршрутке, этот лётчик умудрился разговорить случайными фразами Наташу, с которой я договорилась вместе выехать в тот день на работу. У каждой из нас было по три вечерних рейса. Я в основном улыбалась и молчала, потому что была уверенна, что была там третьим лишним. И вдруг, на следующий день, он встретил меня и предложил проводить до дома. Я не верила своим глазам и ушам! А потом Наташа сказала мне, что это и был тот лётчик, о котором девочки говорили на собрании. И когда «закрутился», если можно назвать те короткие встречи из-за занятости нашими полётами, роман – девчонки мне дико завидовали. Ух, как же я горда была, что за мной ухаживает такой мужчина! Его звали Анатолий, он был на девять лет старше меня, и это ещё больше подогревало мой интерес к нему. Позже он сделал мне предложение, и я согласилась. А потом я и вовсе переехала к нему в его холостятскую квартиру.

… Что же ты делаешь, девочка? Зачем тебе всё это? Вспомни, ты хотела поездить по миру! Ты хотела увидеть страны! Зачем себе связывать руки, если ты ещё так молода?...

Но я не слушала внутренний голос, и колесо моей жизни катилось дальше, всё набирая обороты. Вот уже назначена дата свадьбы. Вот уже свадебное платье висит в родительском доме в моей комнате. Вот уже подруги завидуя, поздравляют меня с грядущими событиями. Вот уже Толику дали месяц отпуска после даты свадьбы, чтобы он смог провести медовый месяц на родине у родителей, отвезя меня туда знакомиться.

… Господи, почему же мне так плохо? Что со мной? Я боюсь. Зачем я связалась со всем этим. Мне было так хорошо, я была свободна как птица! Что я наделала?

Однажды мы поссорились. Толика раздражала моя манера засыпать, повернувшись к нему спиной. И я вдруг подумала, что это только начало. Что потом ему не понравиться ещё что-то моё, и ещё что-то. И мне некуда уже будет деться, я буду окольцованной птицей.

…Что же я наделала?...

На работе мне дали неделю выходных из-за предстоящего бракосочетания. Когда до свадьбы осталось два дня, я сбежала.

… Мне больше нечего терять. Я не могу! Не могу! Если я выйду замуж сейчас, я всё испорчу!...

Поздно вечером, я наспех покидала кое-какие вещи в сумку и уехала к своей бабушке, проживающей в другом городе. Ночью, пока я ехала в междугороднем автобусе, я не сомкнула глаз. Меня колотило мелкой дрожью. Было страшно подумать, что будет завтра, когда родители узнают о моём побеге. Думать о реакции несостоявшегося мужа даже не хотелось.

… Я потом об этом подумаю. Я подумаю об этом завтра…

Утром бабушка позвонила родителям и сказала, что её внучке рано ещё выходить замуж. Через несколько дней я вернулась домой, в родительский дом. Толик пришёл сразу же после маминого звонка ему, и сделал вид, что ничего не произошло. Потом, поняв, что меня не разговорить, он попросил меня проводить его. Прощаясь, он сказал:
- Ну что ж, на коленях умолять я не стану.
Он ушёл, а я осталась, дико радуясь своей свободе, но понимая, какая я дрянь!

Народ на работе недолго обсуждал нашу несостоявшуюся свадьбу. Не он, ни я - не стали никому ничего объяснять. Через два месяца Толик перевёлся в другой авиаотряд.

… И снова я свободна! Я счастлива! Снова только небо и я! Только небо и я! Ни за что больше не буду связывать себя мужчиной. Глупо и утомительно. Господи, как хорошо быть снова свободной!...

В отряде переполох. Приехала ежегодная комиссия из Москвы. Проверка документов и здоровья. Кого-то спишут на землю по старости, кого-то по-здоровью. А меня списали по-молодости. С тех пор как я устроилась, все забыли о моей дате в паспорте. Я заработала несколько писем с благодарностью от пассажиров, и летающие инкогнито проверяющие (да, есть и такие), не жаловались на меня.
Меня вызвал к себе командир, начальник нашего авиаотряда.
- Что же ты наделала? – спросил он. – Неужели тебе было непонятно, что если бы что-то случилось, то своим обманом ты подставила бы многих людей?
Я молчала в ответ.
- Ну что мне с тобой делать? И замечаний-то у тебя нет. И в передовиках числишься. Значит так. Будешь до своего совершеннолетия пассажиров на автобусе к самолётам катать. Договорились?
- Нет. Я небо на землю не меняю! – твёрдо сказала я.

Выйдя от командира, я понуро брела домой, даже не пытаясь сесть в автобус или поймать такси. Меня кто-то окликнул, но я даже не повернулась. Всё кончено. Никогда мне уже не летать. Никогда.

Те дни я помню очень смутно. Моё горе придавило меня, и мне стоило огромных трудов не потерять ниточку разума, связывающего меня с этой новой жизнью. Потом ко мне приезжала моя инструкторша. Уговаривала меня согласиться, обещала меня в последствии отослать в школу стюардесс международных линий. Но я от всего отказалась. Я уже перевернула эту страницу в жизни, и начала следующую. Позже я экстерном сдала экзамены последнего курса художественного училища, в котором я не доучилась, сорвавшись работать в аэропорту, потом защитила диплом. Ни с кем из бывших коллег встречаться не хотелось. Мне было больно вспоминать о потерянной работе.

Вскоре после защиты диплома, я вышла замуж и уехала жить в Германию. Там было другое небо. Но такое же прекрасное. И когда в жизни мне приходится принимать какое-то твёрдое решение, я повторяю слова девочки, влюблённой в небесную высь:
– Я НЕБО НА ЗЕМЛЮ НЕ МЕНЯЮ!